— Я просто не могу представить, — прохладным тоном заметила она, — чем бы ты стал заниматься, если бы в самом деле сейчас махнул рукой на работу и вышел из здания. Может, отправился бы в Центральный парк и стал кормить уток? Или нырнул в один из затхлых кинотеатров на 42-й улице и посмотрел какую-нибудь порнуху? А возможно, тебе захотелось бы после нашей вполне приличной столовой заглянуть в первую попавшуюся забегаловку и насладиться полусырым гамбургером?
Вот так. Врезала ему по кумполу, с торжеством, но и с некоторым страхом подумала она. Теперь, может быть, перестанет подкалывать беззащитную девушку.
— Я бы предпочел прогулку по парку, — невозмутимым тоном ответил на ее тираду Джон и поднялся из-за стола. Вслед за ним встала Одри, и они не спеша направились к выходу. Пока ждали лифт, ее босс успел задумчиво повторить: — Да, просто расслабиться и, не ломая ни над чем голову, пройтись по предзимнему парку…
— Но ведь на улице такая холодрыга! Еще закоченеешь, — буркнула Одри и густо покраснела оттого, что с губ сорвалось такое неуместное, грубое слово.
— Справедливое замечание. К сведению принято. — Состояние задумчивости не покидало Джона. — Тогда, может, было бы неплохо расположиться перед огромным пылающим камином в какой-нибудь хижине, затерявшейся на краю света.
Перед ними открылись двери спустившегося лифта, они вошли внутрь кабины, и Одри нажала нужную кнопку. Когда двери закрылись, она сказала:
— Джон, ты оказывается фантазер и мечтатель. Почему бы тебе вместо прогула не взять короткий отпуск и не махнуть с Эллис, ну, если не на край света, то хотя бы в Скалистые горы, во Флориду или в какую-нибудь глубинку на Аляске?
— Все дело во времени, которого мне никогда не бывает достаточно, — сухо ответил он.
— Да, кстати, я упомянула об Эллис. Через пару недель ее класс будет ставить в школе спектакль… Пьеса не имеет прямого отношения к Рождеству, но все равно в ней есть религиозные мотивы. Начало постановки в два часа после полудня. Твоя дочка запрыгает от радости, если ты пообещаешь ей прийти на спектакль.
Наконец лифт, останавливавшийся чуть ли ни на каждом этаже, добрался до двадцатого. Когда они вошли в приемную «Моррисон энд кампани», Джон спросил Одри:
— А ты сама не собираешься посмотреть этот спектакль?
Ее щеки вспыхнули, она опустила глаза и сказала тихим голосом:
— Мне бы, конечно, хотелось пойти к ней в школу… Мое сердце разрывается, как только я представлю какую-нибудь кроху, которая играет на сцене выученную назубок роль, а в зрительном зале нет ни ее родителей, ни подружек, ни одного знакомого лица. Неужели всем этим людям не стыдно перед ней? В восьмилетнем возрасте дети очень болезненно воспринимают подобные испытания.
Одри заняла место за своим рабочим столом и принялась было разбирать бумаги, но Джон развернул ее вращающийся круглый стул таким образом, чтобы они смотрели друг на друга, и спросил:
— Что ты еще знаешь о ее участии в этой постановке?
Джон стоял, слегка склонившись над ней, и кончик его галстука скользил по глубокому вырезу ее блузки, щекотал кожу… Она опять покраснела, опустила голову и, аккуратно подбирая слова, стала отвечать на вопрос:
— Эллис получила в этом спектакле одну из главных ролей. Для нее это, разумеется, большая честь. Других детей просто переодевают в разных зверюшек и отводят им место лишь на задворках сцены. Твоя дочь будет говорить перед залом, общаться с ним, а вот первой выскочке в ее классе, девочке по имени Джулия, придется напялить на себя балахон верблюда и разгуливать вдоль кулис в глубине сцены. — Одри весело ухмыльнулась. — Эллис радует еще и то, что недавно на ученом совете школы были особо отмечены ее математические способности, а позавчера перед учениками младших классов было зачитано ее собственное стихотворение.
Джон выслушал эту информацию о дочери с нескрываемой гордостью. Хотя, с другой стороны, он уловил в ней и намек на критику в собственный адрес. Его секретарша дала ему понять, что он недостаточно уделяет внимание ребенку. На этот счет у хозяина «Моррисон энд кампани» были свои соображения, поэтому, как только она кончила говорить, он не замедлил дать ей ответ:
— Я не виноват в том, что мне приходится уделять так много времени работе, а не дочери. Значит, так распорядился Господь.
— Нет, именно ты виноват в этом! — чеканным голосом отрубила Одри. — Ты мог бы уделять ей больше внимания и времени. И, пожалуйста, не рассказывай мне сказки про субботы и воскресенья. В эти дни, которые должны полностью посвящаться Эллис, ты без конца висишь на телефоне и решаешь бесконечные проблемы своего бизнеса.
— Я занимаюсь бизнесом по телефону? В выходные дни? — Джон вытаращил на нее глаза.
— Именно так. — Ее тон был тверд и неумолим. — Мне сказала об этом Эллис. Мы с ней иногда откровенничаем чисто по-женски.
— И о чем же еще идет речь между вами девушками, когда меня нет рядом?
— О многом. В том числе о разных деталях этого спектакля, в котором она с удовольствием участвует. — Одри задержала на боссе прямой, немигающий взгляд. — Так ты идешь или не идешь в школу, чтобы увидеть свою дочь на сцене? Как я уже сказала, Эллис запрыгает от радости, если узнает, что ее отец придет на спектакль.
Джон выпрямился, изучающе посмотрел на свою собеседницу и сказал:
— Приду обязательно. Тем более что ты так подробно проинформировала меня обо всем, что касается этой постановки и моих отношений с дочерью. — Он скрестил на груди руки, улыбнулся ей и добавил: — Но я хотел бы, чтобы и ты взглянула на свою воспитанницу, так сказать, со стороны, из зрительного зала. К тому же ведь ты и сама собиралась пойти на спектакль, не так ли? Думаю, моя могущественная корпорация обойдется без нас, если мы отлучимся на пару часиков. Как ты считаешь? Мы посмотрим эту пьесу с участием Эллис, а после спектакля можем пригласить молодую дебютантку в кафе-мороженое или даже в ресторан. Договорились?