— И все-таки тебе, должно быть, удалось кое-что отложить на черный день, если ты, работая, жила и питалась дома и не платила астрономических сумм за аренду жилья. — Джон говорил спокойным, рассудительным тоном, не поворачивая головы, внимательно следя за дорогой. — Или ты все свои сбережения тратила на одежду? Посвяти меня в эти женские тайны сейчас, чтобы я имел представление о том, чего можно будет ожидать от Эллис, когда она повзрослеет и вздумает копить деньги на карманные расходы, работая по выходным в конце недели. Только не пытайся убедить меня, что не бывает женщин, равнодушных к тряпкам, и что моя дочь, став взрослой, не будет в этом смысле исключением.
Он весело посмотрел на нее, ухмыльнулся и вновь перевел немигающий взгляд на автостраду.
Глаза Одри тоже скользили по асфальту шоссе, обгоняли идущий впереди транспорт, в то время как ее мысли никуда не спешили; они как бы топтались на месте и таким образом давали ей время и пищу для размышлений. Интересно, думала она, почему он вдруг решил провести какую-то параллель между нею и своей дочерью? Просто смешно. А в следующее мгновенье, когда девушка неожиданно вспомнила о миниатюрном черном платье, плотно облегающем ее тело, она ощутила необъяснимый бурный восторг оттого, что все-таки надела его и не побоялась поехать в нем в любимый джаз-клуб своего босса.
Но тут ее заставил задуматься вопрос Джона о том, тратила ли она свои сбережения на одежду. Конечно, ей приходилось покупать для себя какие-то тряпки. Время от времени деньги шли на всякие тусовки и встречи с друзьями. Но, с другой стороны, она довольно ощутимо помогала матери с оплатой жилья и никогда не скупилась на подарки для самых маленьких членов семьи. Делиться всем со всеми — это был неписаный закон в доме Эрроусмитов.
— По существу, я не столько тратила на себя, сколько на младших братьев и сестренок, — честно призналась Одри.
— Но это же здорово… В тебе столько доброты! — сказал Джон.
— Полагаю, Эллис и во взрослой жизни не столкнется с проблемами расходов, — равнодушным тоном заметила девушка. — Она будет заказывать себе самые модные платья и туфли, посещать самые модные места отдыха и развлечений, а платить за все будет ее старый бедняга-отец.
— Может быть. — Джон сбавил скорость и стал заворачивать на стоянку для автомобилей. — Но опять-таки, может быть, до того, как моя дочь станет взрослой, у нее появится братишка или сестренка, а может, как у тебя, братишки и сестренки, и она, как ты, будет больше тратиться на них, а не на себя. Кто знает?
— Ты хочешь сказать, что подумываешь о втором браке? — спросила она и тут же поспешно добавила: — Впрочем, это меня совсем не касается. Извини.
Мысль о возможной женитьбе Джона пришла к ней неожиданно и едва не шокировала ее. Вместе с этой мыслью возник вопрос: а все-таки нет ли у него постоянной женщины? Может быть, он встречается с ней втайне, и никто из его знакомых и близких, даже дочь, не знает об этом. Возможно, он пока присматривается к ней как к своей будущей жене и ведет себя крайне осторожно. Очевидно, такую же осторожность проявляет, скорее всего по его настоянию, и сама таинственная незнакомка.
— Ты спросила меня, не собираюсь ли я жениться во второй раз. Причем спросила таким тоном, будто это тебя сильно удивило, — сказал он и взял ее под руку, когда они направились от машины к клубу. — Но разве желание всякого нормального человека производить потомство не является таким же естественным, каким является для него необходимость дышать воздухом?
При этих словах, показавшихся ей слишком откровенно-натуралистическими, Одри покраснела, и как раз в этот момент ее спутник остановился и открыл перед ней дверь джаз-клуба. Девушка быстро юркнула внутрь помещения, которое оказалось небольшим, уютным, а главное, достаточно темным, чтобы Джон не заметил ее смущения.
Отведя ее на несколько ярдов в сторону от выхода, он помог ей снять пальто, потом разделся сам, сдал вещи в гардероб и, получив номерок на одежду, сунул его в карман пиджака. Одри, оставшуюся в коротеньком, тесном платье с неимоверно глубоким вырезом на спине, сразу охватил легкий озноб.
— Я могу тут замерзнуть, — поежившись, сказала Одри и потерла ладонями локти.
— Сомневаюсь. Здесь всегда тепло, а когда ты пару раз станцуешь, тебе станет даже жарко.
— Пару раз станцую?
— Ну, конечно. Надеюсь, ты сможешь подстроиться под медленный темп старика, который сопровождает тебя?
— Перестань корчить из себя развалину, — проворчала она. — Если бы ты действительно был стар, у тебя не хватило бы… не хватило бы сил…
— Донести тебя на руках с улицы до твоей дыры? Ну спасибо. Оказывается, среди прочих достоинств ты обладаешь еще и способностью говорить комплименты мужчинам?
Джон тихо рассмеялся и заглянул ей в глаза. Потом его изучающий взгляд пополз по ее лицу, спустился к полуобнаженным плечам и рукам, скользнул по животу и бедрам, туго затянутым в черную ткань, и наконец остановился на подоле (если только это можно было назвать подолом) платья, который, казалось, был просто срезан довольно высоко над коленями.
— Это то самое маленькое черное платье, о котором ты говорила? — пробормотал он и покачал головой. — Да, оно действительно миниатюрное и даже очень. Но будем надеяться, что мужчины справятся со своим давлением, когда оно у них подпрыгнет при виде такой сексуально-экстравагантной посетительницы нашего джаз-клуба.
Одри не было никакого дела до мужчин с повышенным давлением, потому что от слов Джона у нее самой начала бурлить кровь в венах, и ей стало казаться, будто какая-то таинственная сила толкала, уносила ее вверх, как на крыльях, хотя на самом деле она готова была от стыда провалиться сквозь землю.